Оксана Головина - Сердце зверя [СИ]

Дмитрий мгновенно подорвался, схватив его за отвороты жилета.

— Клянусь, что убью вас, если расскажете кому-нибудь! — его разбитое лицо исказилось переполнявшей яростью.

Хавьер, будучи намного сильнее его, постарался не унижая, разжать его руки, вцепившиеся в одежду.

— Вы должны держать себя в руках, Димитрий, — Видаль поднялся с пола, отряхивая брюки.

Левин встал за ним, не сводя взгляда.

— Дадите показания против меня!

— Я не буду клеветать, Димитрий.

— Тогда что? Покажете на нее?

— Нет.

— И?

— Я уже дал показания. Иначе вы давно бы уже получили пулю в лоб.

— Что вы им сказали?

— Что видел того, кто это сделал. Но не знаю, кто это. И я действительно не знаю, кого я видел, Димитрий… Виктория принимает сыворотку? ИЛ проводит какие-то неофициальные испытания? Почему?! — теперь его черед пришел трясти его, разрывая и без того негодную рубашку.

— Это бред!

— Я знаю, что я видел в парке, Димитрий. И я уверен в том, что я ощутил. Я чувствовал ее как одну из нас. Так, как я чувствую своих людей. По крайней мере, это чувство весьма сродни ему. Что происходит?

— Не знаю. Я просто не понимаю, о чем вы… — Левин инстинктивно сжал в кулак, и убрал в карман перепачканных белоснежных брюк прокушенную руку.

Но от золотых глаз капитана не возможно было, что-либо укрыть. Он прекрасно видел длинные порезы на его спине и руках. Глядя на них, он до сих пор чувствовал такие же на своей спине.

— Покажите руку, Димитрий.

— Идите к черту, капитан! — Левин отвернулся от него, прикрыв глаза, пытаясь собраться с мыслями. Они беспорядочно плясали в голове, не давая ни ответа, ни успокоения.

Хавьер в этот раз не церемонился. Он жестко вывернул его руку, разворачивая ладонью к себе. Ему достаточно было одного взгляда. Он отпустил ее, безвольно упавшую, отступая назад.

— Что происходит в Северном городе? Что вы все таите?

Видаль нервно зашагал по камере, прокручивая в голове варианты, но все они были бессмысленны.

— Вы можете хоть что-нибудь толком объяснить?

Левин развел руками.

— Я не силен в вопросах ИЛа, капитан. Для меня это темный лес. Моя задача всегда была в другом. И до некоторых пор, я прекрасно с ней справлялся. Теперь я не могу совладать с ней. Чувствую себя жалкой марионеткой.

— Димитрий, начинайте говорить. Так, или иначе, я в этом замешан. И я на вашей стороне. Мое слово вы знаете. Когда это все началось?

— Управление постоянно получало отчеты по ее поводу. Я читал, эту информацию… итогом, было решение направить в Патруль.

— Почему патрульный стал курирующим офицером? — Хавьер, прислонившись к стене, сложил руки на груди, внимая его словам.

Левин, снова молча, развел руками.

— Ранее, вы уже успели набедокурить, Димитрий! — прочитав ответ по его ободранному лицу, капитан все понял без слов.

Это начинало Левину нравиться. Экономило кучу времени. Дмитрий продолжил:

— Меня приставили к ней. Надо сказать, что скучно с ней не бывало. Меня порывались уволить, по нескольку раз на день. Я видел, что она принимает лекарство, но зная окружающую ее обстановку, ее семью, я счел это за трудности возраста… пока…

— Пока?

— Пока на нас не одели датчики. Первый приступ случился в тот же день. Хорошо, что удалось увести ее с людного места. Ее датчик, он был алым… в один миг, Видаль. Эта штуковина запрограммирована определять, кроме всего прочего, эмоциональный фон. Чтобы его так зашкалило, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее. Эти приступы изматывали ее. Они ее попросту убивали.

— Почему вы решили перепрограммировать их? Вы же знаете, последствия могут быть необратимыми.

Лейтенант простодушно улыбнулся, впервые за последнее время. Чудак человек…

— Считаете, что ею управляли через датчик? В этом причина?

— Нет. Не думаю. Это нам дало только некоторое время, до выпуска.

— Сеньорита Розевски, полагаю, принимала в вашей истории активное участие?

— Я не стану отвечать на этот вопрос. Она помогает ей посильными действиями. Больше мне нечего сказать, Видаль. Если бы ИЛ проводил какие-либо действия против нее, я бы знал. Это должно быть что-то другое.

— Я проведу свое расследование. Воспользуюсь своими способами.

— Мне это не понравится?

— Нет. Это скорее мне не понравится, Димитрий. Но принесет результат. Сейчас же…

Хавьер подошел к нему, став рядом. Он надел свой головной убор, собираясь со словами.

— По поводу вашего приговора.

— Говорите, как есть.

— За то, что не предотвратили преступление, вы будете сосланы в Пустошь. Смертную казнь сменили на изгнание, Димитрий. Это все, на что я способен сейчас…

— Вы вообще не должны были заботиться об этом.

— Меня настойчиво просили…

— Где она сейчас?

— По моим данным, пересекла ворота Купола и пока не возвращалась. Поверьте, там ей безопаснее находиться, чем на территории города.

— Спасибо за все…

— Пока рано благодарить. Вы не сможете сунуться в поселок. Вас линчуют местные. Остаются топи, лес и скалы. Считаю необходимым посоветовать скалы, Димитрий. Там вы сможете продержаться.

— Я…

— Послушайте, вам в руки вложат ваш бумеранг. Как символ, того, что вам дают шанс исправить то, что вы допустили. В другом случае, это был бы шанс, но после недавних событий, это наказание не лучше расстрела! Продержитесь, пока я не приду за вами.

— Вы не должны…

— Но таково мое желание, лейтенант.

Мик вернулся с таким лицом, что Крешник даже не пытался расспросить его о том, как все прошло. Его одежда была изорвана и в грязи, но существенных ранений он не заметил. Значит, все могло быть не так уж и плохо…

— Она знает! Креш, она знает, кто такие Волки!

— Значит все плохо… — мужчина нервно теребил полы застиранной рубашки, соображая.

— Ты уверен, что она видела?

Мик глянул на него, скривившись, и Крешу оставалось только кивнуть.

— Но зато, она жива! — он нашел, чем себя подбодрить. Мик покачал мокрой головой. Его ждало следующее разочарование.

— Я не уверен, что это хорошо, друг. Как бы это не прозвучало.

— Ты верно издеваешься?! Да я чуть инфаркт не заработал, пока ждал от тебя известий. Теперь ты говоришь мне эту чушь?!

Мик не ответил. Его взгляд привлекли вещи, разбросанные по рабочему столу друга.

— Что это? — он указал на прядь волос, бережно перевязанную Крешем яркой ниткой.

— Трофей!

— Что? — Мик глянул на друга, как на умалишенного.

— Это плата синеглазой девочки, за мое «Отчуждение»!